Восемь сторон света.
Андрей Калачинский
продолжение
ДОРОГА
Это чуть больше 200 километров. Если вы едете на машине, доберетесь за 4-5 часов. Причем час вы выезжаете из Дели и сросшихся с ним городков.
Говорят в Индии, как и вообще на Востоке, нет правил дорожного движения и каждый едет, как ему вздумается. Это не так. Нигде в мире я не видел более осторожных и вежливых водителей, так твердо соблюдающих правила.
Правда, этих правил всего два. Первое, всех обгонять. Второе, никому не мешать. Никакие другие правила и невозможны в этой кишащей движением и стоящей на месте стране.
По первому, самому крайнему ряду дороги идут люди. Они могли бы идти и по тротуару. Но там, где он есть, на нем стоят лачуги бедняков. Рядом с людьми идут коровы, причем иногда в противоположную сторону. Тут же велосипедисты, правее велорикши, еще правее, "тук-тук рикши", с мотором. Это целые кабриолеты, в которых может поместиться до девяти человек, если они захотят, и позволит водитель. Собственно для автомобилей места на дороге не остается. Поэтому шофер начинает давить на клаксон, прежде чем давить акселератор и самобеглые повозки.
Заслышав сзади автомобильный сигнал, рикша высовывает в окно правую руку и делает два знака. Один означает, что нужно подождать, потому что впереди ад, и рикше некуда прижаться. Потом второй знак означает, что рикша нашел местечко, уступает дорогу и можно мчаться, то есть разогнаться с 7 километров в час до 15. Так, бибиканьем, автомобиль и прокладывает себе дорогу. На всех грузовиках и автобусах, на заднем борту вежливая надпись "Horn, please". Трубите, и вас заметят и уступят дорогу.
Магистраль не широка, два-три ряда, но в отличном состоянии. Ни трещины, ни ямки. На поворотах сделан уклон, чтобы машина легче вписалась. На разделительной полосе цветущие кустарники.
За несколько часов пути попались два грузовика, опрокинувшихся в кюветы. Водители уходили от столкновения с коровами или попавшими на дорогу жителями глухих деревень, на которых нападал столбняк при виде ревущих больших машин.
А по сторонам трассы не было и метра незаселенной местности. Все лепилось к дороге. Автомастерские, больше похожие не деревенские кузни. Магазины, в которых дорожной пылью были окутаны бутылки с пепси или колой. Харчевни, где под соломенным навесом стояла печь без трубы и дым собирался под крышей. Автозаправки, напоминавшие прежде всего о водопое коней, потому что шоферы первым делом бросались доливать выкипевшую воду в радиатор.
Даже жалкие дома сельских жителей стояли на обочине, чтобы не занимать и клочка крошечного поля. А у домов, сушился навоз, то в виде баррикад коровьих лепешек, то целые муравейники этого навоза, которым рука крестьянина придавала вид настоящих домов, украшенных орнаментом. Навоз сушился для топлива. Поля стояли жалкие. Жатву с них снимали серпом. Ни одного серьезного лесочка или рощицы. Ни одного кустика, за которым можно было бы спрятаться. Местные жители то там, то здесь сидели в своем поле орлами, прикрывая срам, но удобряя почву.
АГРА
Только в Агре понимаешь, что Дели был современным городом. В нем хоть остались следы от англичан. В Агре - только от Великих Моголов. Причем лучшее, что они оставили - это собственные мавзолеи или усыпальницы. Агра - город мертвой славы. Правители, как фараоны Египта, первым делом начинали строить собственные мавзолеи, потом - мавзолеи для жен, детей. Бывало, что владыку свергали прежде, чем он достраивал свою усыпальницу. Щусев создал ленинский мавзолей по образцу египетских. А если бы он взял за образец Тадж Махал, то сталинизм был бы менее кровожадным.
Перед Агрой, городом мертвых, блеснул золотым куполом и весь в строительных лесах храм сикхов. Но шофер даже не рискнул к нему подъехать. В вопросах веры сикхи не любят ротозеев и индусов.
Но спустя пару километров мы свернули к первой усыпальнице. Это было почти пустынное и полузаброшенное место.
Мавзолеи это дворцы, но на троне восседает смерть. Правоверный попадает в райский сад, и чтобы путь был короче, сад начинается на земле. Ворота устроены в высоком здании, которое составляет противовес основному сооружению. До него идти метров двести по широкой дороге, приподнятой, как мост, над садом.
Усыпальница огромна, как храм для тысячи людей. Но этой тысяче некуда входить. Люди могут только гулять в колоннадах храма, где даже в сильную жару, гуляет сквозняк. Внутрь может одновременно войти не больше полусотни близких родственников. Узкий туннель ведет чуть вниз и к центру. Здесь сокровище. Но не ковчег и не ларец, а гроб.
Хранитель жжет свечи. В их отблеске постамент. Глаза привыкают к темноте. Мы не в подвале или пещере. Над нами высоко взмывает свод, с одним или двумя вентиляционными отверстиями, через которые едва брезжит свет. Старик, воодушевленный в предвкушении мзды, плетет какую-то романтическую историю, потом видя, что его не слушают, кричит: "Алла!" Стены оживают и гулом возвращают обращение к Господу. Звук постепенно угасает, но поселяет в душе тревожное ожидание. Темнота и эхо - разве не спутники смерти?
Кроме мавзолеев, все остальное в Агре необязательно настолько, что этот город невозможно вспомнить, если бы не Тадж Махал. Но прежде чем направиться туда, мы пошли посмотреть на него со стороны. Первый взгляд должен привязать сокровище к его шкатулке, бриллиант - к короне.
Лучший вид на Тадж с крепости. Воин смотрит на приют смерти. Этот вид его веселит. Форт Агры сам, как шкатулка, украшен павильонами из мрамора. Он стоит на высоком берегу реки, через излучину от Таджа. Над крепостными стенами мраморный купол царской резиденции. Взгляд не может оторваться от ее стен, украшенных цветной инкрустацией. Невозможно сразу поверить, что резьба украшает твердый камень. Ирисы, вьюнки, маки, фантастические цветы, неизвестные ботаникам, но понятные восторженному взгляду.
Из мраморных плит толщиной в палец сделаны ажурные ширмы для окон, бросающие арабески тени на мраморный пол. Ничто не утомляет глаза. Орнамент ясен, хотя изощрен настолько, что не сразу замечаешь, что в нем шести-восьмикратная симметрии, как в окошечке калейдоскопа. Это гармония многолучевой звезды. Симметрия ворует время. Хочется остаться здесь перед маленьким бассейном, в котором хрустальная вода придает бирюзе и перламутру инкрустаций блеск и насыщенный цвет.
Между крепостными стенами живет изумрудная ряска рва. В ней белые цапли. Зеленые с красным попугаи заменяют здесь привычных нам сорок. На лужайках перед дворцом гуляют удоды. Зимородки подлетают к прудам.
Тадж блестит на солнце куполами и минаретами. На пути к нему взгляд путается в воздушных змеях. Дети ловят ветер на песчаных отмелях обмелевшей реки.
Тадж ждет нас завтра, на рассвете.
Шах Джахан приказал возвести его в память о своей жене Мумтаз Махал. Рекламные проспекты рисуют ее томной девушкой, но она умерла, родив мужу 14-ого ребенка, значит ей было около 30 лет. 20 тысяч строителей и резчиков по камню строили и украшали мавзолей 22 года. Сын императора не выдержал расточительства государственной казны и устроил переворот. Шах Джахан был заточен в ту крепость, с которой я смотрю на Тадж. Но мавзолей тем не менее был достроен. И стал усыпальницей для обоих.
В 6 утра Агра еще спит. Тадж открывается в 7. Два десятка белых паломников входят в его ворота. Ночи жаркие и даже над рекой нет тумана. Гаснет Венера и отблеск зари ложится на купол с востока, тогда как на земле еще тень. Разом начинают щебетать птицы. И сахарное сооружение - центральный купол, маленькие купола и четыре минарета - проявляется в зеркале бассейнов. Белый мрамор начинает розоветь. И полчаса мавзолей светится, как лунная дорожка на воде. Нечто подобное я видел в Петербурге, когда на куполах и стенах Исаакия лежит иней, и храм весь излучает тихий свет.
Игра света завораживает путешественников. Все погружаются в легкое оцепенение и затихают. Ни один видеофильм не передает подобного ощущения от Таджа. Нужно быть самому включенным в композицию сада. Как ни странно здесь почти нет индусов, кроме стражей парка. На боковой скамейке я заметил бородатого человека, медитировавшего в позе лотоса. Но рядом с ним лежали атрибуты американца - огромные высокие кроссовки.
КАДЖУРАХО.
Я очень боялся, что индийские самолеты похожи на индийские такси, и готовился к полету на "кукурузнике". Ворота аэропорта охранял солдат в чалме и с большим карабином, к которому страж был прикован длинной цепочкой. Полицейские и солдаты в Индии особой породы: стройные, худощавые и повыше обычных жителей. Вид у них неприступный и важный, как у священных коров. А у ветеранов с пышными усами - даже свирепый.
В аэропорту, который был одним из немногих современных зданий Агры, к нам подошел смуглый юноша и попросил заполнить анкету. Правительство интересовалось, что думают пассажиры о чистоте, порядке и удобстве аэропорта и его служб.
Вместо кукурузника нам подали старый Боинг и я как бы очутился в объятиях родного Аэрофлота: бедненько, старые продавленные кресла, жалкая закуска. Но... стюардесы были писаные индийские красавицы. Мы ведь и летели в Каджурахо, взглянуть на храмы, украшенные томными апсарами - небесными девами.
Если вы помните рассказы о Маугли из Книги Джунглей Киплинга, то там обезьяны утаскивают героя в заброшенный город. Вот это и есть Каджурахо. Ныне это деревушка, в которой едва ли есть несколько тысяч населения. Но вокруг нее несколько десятков загадочных храмов. Они построены в Х -Х1 веках, были забыты и заброшены.
Даже сейчас по ним скачут обезьяны. В основном мартышки. Но, когда я рано утром подходил к одному из удивительных строений, с его купола, напоминающего початок кукурузы, медленно и тяжело спустилась обезьяна с меня ростом. Она показала мне огромные клыки и тяжелым галопом бросилась в рощу.
Храмы Каджурахо не входили в набор достопримечательностей Индии, куда советских людей возил "Спутник" или "Интурист". Уж больно похабные сценки попадались на них. Самый разнузданный, а порой и противоестественный разврат совершали фигурки героев, богинь и животных. Это может шокировать пуританина и рассмешить любого современного подростка.
В местной книжной лавке я листал книги ученых индийцев ( европейских и американских авторов просто не было. Во многом Индия напоминает мне советскую эпоху с ее опорой на собственные силы) о храмах Каджурахо и каждый автор выделял в особый раздел эротические фигурки. Фотографии любовных сценок храмовых фигурок и эротические иллюстрации арабских книжек, изданные в отдельных альбомах, являются единственной легальной порнографией в стране. Все прочие книги о сексе лишены картинок и напоминают медицинские справочники - и это в стране, где судя по Камасутре и изощренной храмовой эротике, в любовной гимнастике нет запретов.
Но если вы приедете в Каджурахо в рамках эротического тура по пути из Сан-Франциско в Бангкок, то вы с удивлением обнаружите, что эротики на стенах храмов мало. И это при том, что все стены испещрены фигурками. Весь универсум древней индо-арийской культуры нашел себе место на этих стенах. Боги и богини, сценки охоты, войны и любви, музыканты и мудрецы, реальные и фантастические животные. Все статуэтки в движенит. Ни одной статичной позы. Резчики по камню создали удивительно обольстительных женщин: круглоголовых, с осиными талиями, крутыми бедрами и яблочными грудями. Позы самые соблазнительные. Всего фигурок на храме может быть 800 и более, а любовных сценок - несколько десятков.
Если вы почитаете единого бога, то вас снова удивит, что эти храмы не для молитв и не для людей. Эти храмы для богов. Внутри одновременно может поместиться едва ли больше двух десятков людей. В христианской церкви подобных размеров разместилась бы добрая тысяча народа.
Храм поднят на высокую площадку и состоит из трех основных частей. Сначала крыльцо, потом небольшой зал с колоннами и чудными кариатидами, потом узкий коридор ведет вас в основное святилище, а в нем уже статуя бога, зачастую в своем собственном внутреннем маленьком храме.
Некоторые храмы посещаются индусами, которые приносят своим богам цветы, монетки и оставляют на статуе следы жирной красной помады. Я не хотел мешать семье индийских паломников и отступил в сторону, где сидел человек перед миской с горящими углями. Он знаком пригласил меня присесть перед ним, бросил на угли крошки благовоний, прошептал заклинание, взял щепотку пепла, мазнул мне по лбу и потребовал сотню рупий. "За что?" - спросил я. "Теперь ты под защитой Шивы", - прошипел он и напомнил о плате за посвящение.
На наш шепот обернулся индус -паломник и стал корить жреца за самозванство и кощунство.
Может он и прохиндей, но дело-то происходит в одном из самых таинственных и древних храмов в двух шагах от жертвенника воинственного Шивы. Мне переходить в индуистскую веру столь мгновенным способом не хотелось. Я стер со лба пепел, и в памяти всплыли строки Гумилева: "... Скоро мы встретимся и узнаем, кому быть владельцем этих мест. Им помогает черный камень, нам -золотой нательный крест..."
Креста на мне не было, но "Отче наш" я знал и, может быть, впервые в жизни вспомнил, что в детстве меня крестили.
ГАНГА
Экспресс, в котором только два вагона были с кондиционерами - для европеизированных индийцев и измученных 35 градусной жарой белых, а в остальных на окнах вместо стекол были решеьки, домчал нас за шесть часов от Сатны до Варанаси. Это километров 300, но я уже говорил, что скорость передвижения не волнует путешественника, который вообще-то должен был идти пешком.
Варанаси - один из самых священных городов Индии. Сюда стекаются те, кто поклоняется Будде и индуистским богам. Этому городу более двух тысяч лет и за это время он носил так же имена Бенарес и Каши.
Буддисты стремятся сюда, потому что где-то здесь Будда впервые познакомил людей со своим учением. Индусы же знают, что отсюда самый короткий путь на небо и за счастье почитается для путешественника умереть в Варанаси, чтобы погребальный костер запылал на берегу Ганги.
По странной причине великая индийская река в русском языке стала мужского рода. Но будем звать ее, как полагается, Ганга. Так и петь удобнее заскучавшему русскому паломнику: "Ганга, Ганга, мать родная..." или что-то там на стихи Рабиндраната Тагора "Я уплываю - друг мой, прощай!"
Чтобы увидеть Гангу и набережные Варанаси на его высоком левом берегу, мы добрались почти до окраины города. Здесь река делает излучину и все священные места, как на ладони. После сезона дождей Ганга оставляет на ступенях набережной наносы желтого ила. Я прикинул - на сколько же поднимается вода при разливе? При мне несколько полуголых людей ковыряли ил со ступеней набережной метрах в шести над водой. Индусы работали меланхолично, как новобранцы тянущие время до обеда, я понял, они просто ждут очередного разлива Ганги - зачем убирать то, что снова появится? Еще месяца три -четыре - и с неба польются потоки воды. И Ганга вздуется, бурливо...
Ступени вели от воды к двух-трех-четырех этажным домам со следами былой роскоши на фасадах. Верхняя часть набережной застроена сплошь. Значит русское слово "набережная", то есть улица вдоль берега, здесь не подходит. Индийцы употребляют особое слово, но я не буду им злоупотреблять.
Любой уважающий себя индийский магараджа строил свой дворец в этом святом месте. Пройти к реке можно только через ворота домов. Ворота и сквозные подъезды узкие - только-только пронести тело усопшего на носилках к погребальному костру. Почти все дворцы заброшены и в них царствуют нищие и бедные паломники. Из объяснений местных жителей я так и не понял, почему их не приводят в порядок и не ремонтируют. Вроде бы муниципалитет не может покуситься на чужую частную собственность, хоть и брошенную хозяевами.
Погребальные костры разжигают к вечеру, а днем паломники стирают в водах священной реки свои тряпки и купаются - на торжественные омовения это было мало похоже. Несколько лодок катают чужестранцев по желтой воде.
Я сел на самую последнюю ступеньку и опустил ноги в воду. Река всегда была одним из основных символов жизни и времени - Стикс и Лета. Индия добавила к ее семантике новое значение - вечности, которая вне времени и пространства. Река едина на всем своем тысячекилометровом протяжении. Волна, поднятая сегодняшним ветерком, та же, что рябилась вчера или тысячу лет назад.
Мутная вода Ганги полна жизнью, хоть в нее сваливают прах и падаль. Так мутнеет прозрачная вода морских заливов в июле-августе, когда в ней все размножается и в каждой капельке - миллионы чьих-то будущих жизней, пусть даже рачков, ежей, медуз и водорослей.
Натянув обрывок старого паруса над хребтом лодки, мужчины, женщины, дети пытались ее возродить. Они выковыривали из бортов ржавые гвозди, выпиливали сгнившие доски, тут же смолили щели и укрепляли киль. Человек десять кружилось над лодкой, от которой осталось только проломанное днище и форштевень. Какое-то мгновение мне казалось, что они ее разбирают на топливо для жертвенного костра. Но нет, выпиленные куски очищались от гнили и снова лепились на место.
Все работали молча, никто не командовал, не указывал, каждый знал, что ему делать - или они починили сотню подобных лодок, или они всю жизнь лепили по кускам одну и ту же, которая разваливалась, еще когда ее тащили к воде.
Часто в Индии я ловил себя на мысли, что люди по инерции, заданной две-три тысячи лет назад, продолжают что-то делать, забыв при этом высший смысл этого деяния. Так, в поврежденной шарманке, лишившейся некоторых своих шпеньков и музыкальных язычков, нарушается рисунок мелодии. Но об этом знает только ее прежний владелец. Человек, который нашел раздавленную шарманку, уверен, что звучит прекрасная музыка.
Люди помнят, что нужно совершать паломничество и ходить в храмы, но уже в массе своей не понимают, зачем нужны боги. Человек, назначенный садовником, знает, что цветы нужно поливать, но ему никто не сказал, что это нужно делать вечером, когда спадет жара, и непременно рыхлить землю вокруг роз, чтобы она не превращалась в камень. В парках должны быть пруды и бассейны, но чтобы они давали прохладу, их нужно чистить и ремонтировать.
Англичане, видимо, попытались придать индийской жизни некоторую прагматическую целесообразность, но я не услышал в Индии ни одного доброго слова о людях, которые построили железные дороги и университеты.
В семь вечера над Гангой соткалась густая темень и сразу стали видны в разных местах догорающие погребальные костры. Мы взяли лодку и заскользили вдоль берега. Тишина сменялась варварской музыкой из барабанов и визгливых труб на площадках прибрежных храмов. Из темноты выплывали другие лодки с десятками паломников на борту. По черной воде скользили в крошечных корабликах огонечки поминальных свечей. Ни одного радостного восклицания, ни одного звука детского смеха. Только торжество смерти на этой реке, в воде которой расплавлена жизнь.
ШАКЬЯМУНИ
В Варанаси несколько буддийских храмов, которые принадлежат общинам других стран. У тибетских ворот стоят два льва сторожевые с подъятой лапой, как живые, под лапой у них шары, похожие на разноцветные детские мячи. Эти львы знакомы мне по Сингапуру и Китаю, они совсем не похожи на индийских львов.
За спиной у льва не только монастырь, где отдыхают паломники, но и антикитайский плакат. Он напоминает, что независимое государство Тибет оккупировано китайской армией в 1959 году. Более 12 миллионов тибетцев погибло, 6 тысяч монастырей разрушено. Китайцев в Тибете уже больше, чем коренных жителей.
Плакат призывает писать письма в международные организации и требовать от правительства Китая вывести войска из Тибета.
Стоит напомнить, что далай-лама нашел приют в Индии, что не улучшает индийско-китайские отношения. Но о его святейшестве и его необыкновенной популярности у интернетовского поколения - отдельный разговор.
Японский храм выделяется образцовым порядком и лаконичным интерьером. Бархатный шнур и деревянные перила отделяют праздного посетителя от большого барабана и раскрытой книги. Чтец только что покинул свое место и с бритоголовыми монахами сидит за трапезой на открытой веранде.
Для индийцев - буддийский храм, - что-то вроде музея, рядом с раскопками площади, где 25 веков назад проповедовал Шакьямуни. В нем лавочка с книгами и четками и несколько туристов. Перед алтарем табличка со списком жертвователей на строительство этого храма в 30 годы - в основном английские фамилии. На стенах роспись японского художника, направленного сюда своим правительством. Живопись удивительная по точности композиции и прозрачности красок, что делает ее похожей на росписи в христианских храмах.
Тут был изображен благочестивый Асита, тождественный Симеону в христианском предании, он держал на коленях божественного младенца, к нему прислушивались мать и отец, ведь Асита нашел на теле ребенка 32 главных и 80 второстепенных признаков величия. Дальше - эпизоды легенды о двоюродном брате Девадатте. Стояла в смущении злая женщина, обвинившая Учителя в нарушении целомудрия. Там изображалась проповедь в Оленьем парке и чудо, ошеломившее огнепоклонников. Созерцания под деревом Бодхи повторялись без конца и повсюду были изображены поклонения чаше для сбора милостыни...
ДЕРЕВО БОДХИ
Дерево Бодхи растет в каждом буддийском монастыре Варанаси. Отростки берут здесь, у этого храма. Если верить в то, что Будда был реальным человеком, сыном царя, то почему не поверить в то, что дерево, под которым он предался созерцанию и понял истину, после смерти Будды было выкопано и перевезено на Цейлон ?
Это само по себе чудо, потому что дерево огромное, его ствол не менее трех метров в диаметре, а крона могла дать тень сотне человек. Только представьте себе эту процессию из слонов и садовников, которая пересекла всю Индию. И что за корабль, Создатель, вместил в себя крону и корни, чтобы доставить на остров?
Бодхи знаменито не древесиной, а листьями, их не спутаешь ни с какими иными. Это особые листья. Я не видел в Индии дубов и кленов, чьи листочки сами по себе стали символами. Лист Бодхи повторяет контуры натянутого лука, на котором лежит стрела. Или кормовое крыло махаона. Если дерево хорошо себя чувствует, лист размером с ладонь рудокопа. Я заложил им книгу на той странице, где Мария получает благую весть. Потом в Непале листья Бодхи стали попадаться в лавках художников, на них рисовали горы и жителей гор. А в Таиланда темная зелень Бодхи создавала фон для золотых статуй.
БУДДА ПОКИНУЛ ИНДИЮ
Индийцы не смогли принять некоторых положений буддизма. Отрицание реальности мира, отрицание реальности будущего мира и отрицание значимости добрых дел. От буддизма пахло смертью. Буддизм рухнул не от гонений мусульман, а еще раньше, в полемике с индуизмом.
Только на севере в соприкосновении с племенами, почитающими шаманов, буддизм укрепился и стал ламаизмом. Русского студента, привыкшего считать буддизм синонимом миролюбия, обычно шокирует кровавая история укоренения буддизма в Тибете.
Червячков выкапывать, жучков с тропинки сметать, чтобы не раздавить?
В 16 веке в Тибете каждый монастырь имел свою боевую дружину. Желтошапочники Гелукты воевали с красношапочниками Карнапы. Текли реки крови.
Но влияние буддизма на европейскую цивилизацию началось вовсе не с 19 века.
Философ Пиррон, сопровождавший Александра Македонского в Индию, держал диспуты с буддистами. Из этого первого путешествия в Индию античный грек вернулся киником. Буддийские иконы похожи на христианские своим стремлением повествовать о Спасителе. Но глаза у Будды обращены в себя. Христианские святые - смотрят на мир.
Настоящее имя Будды - Сарватасидхарха ( совершенный во всех вещах) или, сокращенно, Сидхарха Гаутама или Шакьямуни - мудрец из рода Шакьев. Будда - это степень духовного совершенства, своего рода чин. Считается, что до Гаутамы было 94 будды.
До 29 лет царский сын Сидхарха не знал, что в мире есть смерть, зло, печаль, страдание и старость. Родители прятали от него изнанку жизни. И Сидхарха пребывал в счастливом неведении, пока не увидел похоронную процессию. "Что и я тоже умру?" в изумлении спросил он слуг. Наличие смерти его так поразило, что он оставил свой дом и богатство, остриг длинные волосы и ушел размышлять.
Как избавить мир от зла?
Он разгадал тайну страданий и нашел средство от них избавиться. И долго сомневался - стоит ли говорить людям об этом открытии.
Человек бьет палкой по воде, думая, что вода расступится и останется в таком положении навсегда. Всякое бытие есть страдание. Для уничтожения страдания нужно уничтожить бытие. Читайте "Дхаммападу" - сборник изречений Шакьямуни для светских бесед или Экклезиаста илди, хотя бы Гессе:
"Сидеть лучше, чем ходить, спать лучше, чем бодрствовать, всего лучше - смерть"
Когда изрек он эти горькие истины на своей первой публичной проповеди в Варанаси, люди закричали ему: "Царский сын сошел с ума".
Шакьямуни отрицал богов и себя считал всего лишь философом.. Поэтому буддизм - это не религия в обычном смысле. Это философская школа.
КАТМАНДУ
Из всей Индии я выбираю Непал. Как только переходишь индо-непальскую границу попадаешь в другой мир. В барах звучит Боб Марли и "Роллинг Стоунз" - это почти немыслимо для Индии, где люди словно закрыты от чужой западной культуры. Немногие индийские уступки западной цивилизации - это бритвы "жиллет" и напитки от "пепси" до "коки".
Предгорья Гималаев после выжженной солнцем плоской равнины Индии кажутся зеленым садом. В этом саду люди строят красивые и просторные дома, которые уже можно назвать "особняк" или коттедж. Здесь в Лумбини - место рождения Сидхархи. И паломники прежде всего посещают священный сад с храмом Маядеви, его матери. Будущий Будда родился в 623 году до нашей эры. Колоннада окружает место его первого появления на свет.
Три самых чумазых, оборванных и сопливых черноголовых ангелочка (ростом с веник), которых только можно представить, сидели на бордюрном камне центральной улицы Катманду. Перед ними неслись автомобили, позади река людей.
Не подумайте плохого, нет-нет, в отличие от своих индийских сверстников мальчики не клянчили милостыню. Вид у них был воинственный. Два ангелочка держали в руках по рогатке и незаметно обстреливали противоположную сторону улицы проволочными скобками. После удачного выстрела они заливались счастливым смехом, а подстреленный прохожий ожесточенно растирал ужаленную ногу, озираясь в недоумении.
Средний мальчик держал в руках кусок льда размером в большую грушу. Перед ним остановился автобус, и он с радостным восклицанием сунул лед под колесо. Лед был такой твердый, что колесо перекатилось через него, но кусок раскололся на несколько маленьких частей. Грязный ангел рассыпал колокольчики смеха, раздал льдинки товарищам и все тут же заполнили им свои рты. Это -Катманду и те самые дети, что зачаты не палкой и не пальцем.
Надо быть последним идиотом, чтобы взять билет на самолет до Катманду. Двенадцать часов в воздухе и вы в столице Непала из любой точки восточного полушария. Но это все равно, что, совершая хадж, выпрыгнуть с парашютом прямо над Черным камнем. Современный транспорт убил саму идею паломничества. Рыцарь из Йорка, отправляясь в крестовый поход сражаться за гроб господен, знал, что проведет в пути не менее полугода. Паломник - человек несущий пальмовую ветвь. В России за отсутствием пальм выбрали веточку вербы.
Путешествие дается телу и душе, чтобы человек настроился и прибыл созвучным месту, куда идет. Нельзя выныривать из самолета в Иерусалиме в десятке километров от места мученичества Христа. Сердце не выдержит - не узнает. Вчера ты был в черной паре и в шелковом галстуке, сердцем зол. Ожесточен на конкурентов и неприятелей, а сегодня хочешь умилиться, причаститься и раствориться в боге?
Ты этого не заслужил. Ты заслужил другое - покой и отдых. Лети, ныряй в отель с кондиционерами, а потом в бассейн. Тебе с нами не по пути.
ПИЛИГРИМЫ В СТРАНУ ВОСТОКА
Река паломников, как и всякая река начиналась с ручейка, с двух. Потом разливалась, запруженная каким-нибудь святым местом. Но вряд ли нас было больше двенадцати. Две блондинки из Бельгии. На их рюкзаках висело по три пары обуви: тяжелые альпинистские ботинки, кроссовки, сандалии. Аспирант одного из университетов "плющевой лиги" восточного побережья США, он был свежепострижен, его белый чуб косо падал на голубые глаза. Он благоухал хорошим парфюмом, носил бородку "дон Карлос" и читал попеременно то гид по Индии-Непалу, то Саламана Рушди, прославленного аятоллой Хомейни. Кроме карманного гида он имел и говорящего. Рядом всегда была серна в джинсовых шортах с выдающимся индийским носиком, похожим на приоткрытое лезвие перочинного ножа. За руки они не держались и трогательной заботы друг о друге не проявляли.
То там, то здесь к нашему отряду примыкал японец, крашенный хной в рыжий цвет. Он тоже был с бородкой - той особой породы, что и у китайских мудрецов - волосков пять или шесть висели на его подбородке.
Девушка из Чехии сопровождала студента из Австралии, который на спине нес свой рюкзак, а на груди ее. С ним мы говорили о засилье американизма в современной культуре. Молчаливый парнишка из Британии в хипповой рубашке вострил уши на наш разговор, но не встревал. Потом на границе Индии и Непала пограничный индийский клерк пытал его, зачем он через три месяца вновь приехал в Индию, хотя накануне пробыл в ней шесть месяцев, если верить визовым датам? Тихий юноша приобрел такой встревоженный вид, что я не удержался от ободрительно восклицания на русском. Чиновник переключился на меня и потребовал, чтобы я перевел с вою реплику на английский. А как ее перевести, если она не переводится?
Кроме того на нашем пути к нам приставала еврейка, рожденная в Самаре, но трех лет вывезенная сначала в Израиль, а потом в Канаду.
Был нам спутником и серьезный дядя с фигурой атлета, седым ежиком и армейской татуировкой на правом предплечье. Казалось, что на железнодорожных станциях он оценивает их пропускную способность, а на мостах - их предельную нагрузку. Еще несколько японцев, среди которых была девушка в белых носочках и костюмчике прилежной ученицы.
И парочка французов, юноша был Артур Рембо, а девушка -Кармен. Представьте себе худенького поэта с гитарным футляром. Его кучерявые волосы были вымочены в кока-коле, запорошены дорожной пылью и создавали над головой большой шар. Все мы были одеты просто и достаточно грязны к концу дня, но рядом с этим галльским петушком мы выглядели расфранченными буржуа. Его подружка отвечала только на один вопрос утвердительно You speak English? А на остальные молчала, посылая радостные сигналы свои лучащимися глазами.
Она шла босиком, чуть прыгающей козьей походкой в длинной цыганской юбке и цыганской тугой кофточке. Ее черные волосы разделялись прямым пробором на два вороньих крыла. Я так и не услышал от нее ни слова. На мою речь она только семафорила своими глазами. А ее дружок кратко сообщил, что ей 18 лет, она официантка из Тулузы и ее любимая группа Led Zeppelin.
Что ж, раз она слышит музыку, верно речь к ней возвращается в Тулузе. Только однажды я видел их в отеле, в той тюрьме для беженцев, которую радушные хозяева выдавали за бесплатное приложение к автобусному билету. По большей части пути они спали в придорожных кустах - полиуретановые коврики были пристегнуты к их рюкзакам. Однажды случай свел нас за ужином. Парочка ела рис с гороховой подливкой. Ела правильно, правой рукой сминая из риса шарики и отправляя их в рот.
На десерт у них был гашиш. Это слово так же знакомом русскому уху, как и индийскому, второе слово, которое порадовало меня своим узнаванием - бакшиш - речь шла о том, чтобы отмазаться от полицейского... От юноши я так и не услышал ни бренчания на гитаре, ни декламации виршей. Видимо все творчество совершалось внутри него и не выходило на поверхность.
Каждый из нас шел своей тропой. Мы не обсуждали планы и не делились впечатлениями. Мы не спрашивали имен, и расставаясь, говорили "до встречи". И встречались. Обычно в соусе из паломников индусов. Семьи и родственные кланы с маленькими детьми окружали нас в автобусах, храмах и монастырях. Вообще вся Индия кипит движением, любой городок заполняет улицы пешеходами и пешевозами с рассвета заполночь.
Возле храмов индусы покупали гирлянды цветов, благовония, оставляли свою обувь здесь же и шли в ворота с предостерегающей надписью "Hindu only".
В эти святыни путь был нам заказан. Не ходили сюда и стройные люди с бородами и в тюрбанах, и те индийцы, кто крестился по пути на христианские церкви.
Если разговоры и возникали - - мы не говорили о своих впечатлениях. "Как вам понравился Тадж-Махал?" - это щебет для туристов. Мы свысока смотрели на организованные группы белых туристов, которые выныривали из своих автобусов с кондиционерами и в сопровождение гида становились толпой на нашем пути, заслоняя вид, которым мы любовались.
Мы не смотрели на мир через видоискатель фотоаппарата. Нам не нужно было снимать факиров, йогов, заклинателей беззубых кобр и себя на фоне руин, слонов, минаретов и храмов.
Современный транспорт убил идею паломничества.
Палладины, бредущие по дороге, обсаженной ивами, слышат шум ветра. Турист - только рев самолетных турбин.
Фотографии слизывают картинки. Но ни одна открытка не взволнует ваше сердце так, как ваш живой взгляд, увидевший игру тени и солнца на фризе храма. Кариатиды улыбаются - но только мгновение. Больше чем инкрустация по мрамору вас может поразить рой диких пчел, облюбовавших восточный карниз дворца.
Фотография обманывает.
Зачем мы шли? И куда? От туристов мы отличались и тем, что у нас не было конечной цели. Наше путешествие не начиналось в Индии и не заканчивалось в Таиланде. Оно началось в момент рождения, некоторые выбирают вторую дату - просветления, и закончится на нашей последней реке. Хорошо там, в России. Стикс замерзает и Харон поволочет нас по льду.
ЮРА ИЗ КИЕВА
Среди нас не было людей с бритыми головами в шафранных тогах. Но мы несомненно шли в поисках Будды. Кто искал Сиддхартху Гаутаму, кто Будду. Нет городка в России, где бы не звенел буддийский колокольчик в душе любопытного юноши. Батюшка православного храма кажется ему скучным, храм с ветвями, укоренившимися в стенах, пресным, а богослужение - кислым. "Семь лет в Тибете" и "Маленький Будда" рисуют ему иной мир, без насилия, пьянства, карьеры. Юноша едет к калмыкам, потом в бурятские дацаны. Потом открывает атлас и ищет путь в Индию.
Я отдыхал на террасе храма на окраине Катманду. За спиной в тени сидела кучка монахов. Передо мной был маленький прудик, огороженный решеткой. В воде отдыхала гигантская статуя индийского бога. Доступ к нему имели только паломники индусы. Они, входя, касались ступни божества, потом украшали его цветами.
Мальчик лет девятнадцати рядом со мной, видя мое задумчивое лицо, спросил "Вы приехали сюда, чтобы медитировать?". "Нет-нет, я только любознательный путешественник". Мальчик тяжело вздохнул:" Непал обманул меня так же, как и Индия. Нигде нет чистого буддизма. Обряды смешаны с индуистскими. Ищешь Будду, находишь лингу Шивы. Я уже здесь три месяца, уж можете мне поверить, обошел все древние храмы. Бедные они очень. Теперь собираюсь в Бангладеш, а потом в Таиланд. Только там, наверное, буддизм и остался. Не хотите совершить такое путешествие со мной?"
Помолчали. И задали единственный вопрос, дозволенный кодексом пилигримов - "откуда вы?". О, радость. Мальчик с неровными передними зубами из Киева. Поездом добирался до Бишкека, а потом самолетом в Дели. Папа-мама? "Мама понимает. Она у меня Рерихами увлекалась. Если бы не это, меня бы здесь не было. Но сейчас к православию вернулась. А я хочу стать буддийским монахом. Я чувствую это мое. Моя душа рождена для этого".
И Юра углубился в дебри хинаяны. Я мало знаком с этой монашеской ветвью буддизма, поэтому все переводил разговор на шутку. Юра шуток не понимал и смотрел недоуменно, интеллектуальная шекотка его сбивала с мысли. В конце концов, мы сошлись на необходимости поклониться "зубу Будды", который вроде бы находится на Шри Ланке и договорились вспомнить друг друга при посещении этой святыни.
Как говорил Достоевский, покажи русскому школьнику карту звездного неба и он тут же найдет, что исправить.
После чего он пошел на восток, а я на север.
К НАЧАЛУ
Смотреть обсуждения этого рассказа
|
